Отправлено: 06.02.09 23:53. Заголовок: Мазин о Рудневе. Рецензия на рецензию.

Недавно в Сети случайно наткнулся на рецензию философа, лакановского психоаналитика В.Мазина на книгу В.Руднева «Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология». Книга и рецензия написаны 6 лет назад и, казалось бы, это уже события прошлого, которым не стоит уделять пристального внимания. Однако тенденциозный (на мой взгляд) характер критики Мазиным Руднева стимулировал «кипение нашего разума возмущенного» вплоть до формулировки на тифоаналитическом форуме этой темы.

 Отправлено: 06.02.09 23:58. Заголовок: Свою рецензию на кни..

Свою рецензию на книгу В.Руднева «Патография и метапсихология» В.Мазин начинает с определенной претензии того, что научное оформление работы не соответствует содержанию и сразу же формулирует свой критический тезис:

цитата:

Подражая языку Руднева, скажем: наша гипотеза состоит в том, что эта книга — эклектичный постмодернистский роман, основанный на позитивистских предпосылках XIX века. Именно сочетание различных типов дискурса, система референций переводит текст книги в разряд постмодернистского романа. Эклектичный постмодернизм имитирует постмодернизм.

Характер критики Мазиным Руднева становится понятным уже с первых абзацев, где автор не считает малосущественным обратить внимание на вкравшуюся опечатку в название книги Руднева (в слове «расстройство» пропущена одна буква «с»). Т.о. он препарирует книгу сразу с заглавия, стимулируя подспудные вопросы. Не виноват ли в орфографической опечатке сам филолог, философ, доктор наук В.Руднев? И если уж заглавие на обложке дефектное, то что же мы можем ожидать от самого содержания книги? Так Мазин не забывает подчеркнуть факт трижды допущенных Рудневым различных вариантов русской транскрипции имени одного и того же зарубежного автора, причем указывает, что все эти транскрипции на поверку являются неверным переводом… Не иначе читателю рекомендуется перевоплотиться в строгого редактора и вооружившись красной ручкой придирчиво отнестись к тексту, чтобы в конце учительским почерком выставить двойку за ошибки и вызывать автора сочинения в школу с родителями. А ежели еще в таком же духе отнестись и к выбранному цвету обложки, то...

Или все-таки критика Мазина обещает быть конструктивной и оставаться в научном тоне? Другие замечания уже как будто ближе к сути текста Руднева.

цитата:

Междискурсивное расщепление возникает уже между заголовком и подзаголовком. Заглавие книги “Характеры и расстройства личности” (расстройство, кстати, расстроено на обложке — ему не хватает одной буквы “с”) и подзаголовок “Патография и метапсихология” принадлежат разным, неконгруэнтным дисциплинам. “Характер”, “расстройства”, “личность” — принадлежат психиатрическому словарю XIX века, которым, разумеется, психиатры, психологи и психотерапевты пользуются и по сей день. “Патография”, “метапсихология” — словарю психоаналитическому.

Да, действительно термины «характер», «расстройство», «личность» могут фигурировать в психиатрии. Однако Мазин пытаясь развести термины по неким изолированным словарям тем самым допускает явные и грубые ошибки. Сразу укажем на них:

Во-первых, понятия «характер» и «личность» не изобретение психиатров. Так еще в IV веке до н.э. ученик и друг Аристотеля Теофраст в трактате "Этические характеры" описывал различные типы людей и этот факт отнюдь не означает, что понятие «характер» тем самым принадлежит исключительно античному словарю. Да и сама история дифференциальной психологии не начиналась с однозначно психопатологических классификаций, чтобы можно было приписать понятия «характер» и «личность» изначально психиатрическому словарю. Мазина явно не смущает, что терминология имеет свою историю и время возникновения термина не означает автоматического приравнивания его к уровню научных знаний века его возникновения.

Во-вторых, понятие «патография» исторически не является исключительно психоаналитическим. Первые исследования по патографии принадлежат французам Лелю и Верга, а сам термин «патография» ввел в употребление П.Дж.Мёбиус. (Подробнее о патографии см. http://www.npar.ru/journal/2004/2/pathografia.htm). Фактически имеются работы по патографии как психоаналитические так и различных психологических и психиатрических школ вне психоанализа. Я не уверен, что можно однозначно сказать чьих работ больше, чтобы застолбить приоритет в патографии определенной школы.

В-третьих, Мазин почему-то забывает, что сам Фрейд вполне безболезненно использовал и понятие «характер» и понятие «психическое расстройство», отнюдь не считая, что они должны быть непременно заменены психоаналитическими неологизмами для пущей «неконгруэтности» психоанализа с психиатрией. Ниже Мазин правда пытается обосновать, что в психоаналитическом дискурсе «характер» это «рудиментарное понятие» которое относится либо к типам защит, либо к симптомообразованию. Но, следует заметить, что в любой психологической теории (одной из которых является психоанализ) в основу классификации характеров, кладется тот или иной базовый критерий (тип защит, феноменологический симптом, конституциональный тип, направленность личности и т.д.) и в разных психологических школах эти критерии могут противоречить друг другу, что не исключает возможности поиска точек соприкосновения различных критериев. Поэтому, строго говоря, никакого общего понимания «характера» (которому В.Мазин пытается противопоставить «рудиментарное» понятие характера в психоанализе) в психологии не существует.

Единственно оригинальным термином, на который справедливо указывает В.Мазин как относящийся только к психоаналитическому словарю, остается «метапсихология». Да, в традиционной психиатрии его нет. Следует однако заметить, что и современный психоанализ его не балует вниманием, он не на слуху в психоаналитической литературе. Но вопрос в другом. Следует ли из этого, что непсихоаналитик В.Руднев не может или не должен использовать термин «метапсихология», исходя только из факта принадлежности его к психоаналитическому словарю? Или все-таки автор может выбирать и использовать не популярный, но существующий термин, который, по его мнению, наиболее полно охватывает объем феноменов, выбранный им для изучения? Ведь примеров достаточно, когда такие изначально психоаналитические концепты как «защитный механизм», «вторичная выгода», «конверсия», «нарциссизм» были заимствованы психиатрией и психологией и введены в широкий обиход. Другое дело, если при заимствовании термина Руднев существенно бы исказил его первоначальный смысл. Но на это Мазин не указывает и мы можем предполагать, что серьезного искажения сути метапсихологии у В.Руднева нет.

Т.о. утверждения В.Мазина с самого начала явно притянуты за уши. Откуда у серьезного критика эти ошибки в аргументации и проявления забывчивости? Фрейд в таких случаях, говорил примерно следующее: если бы в психоаналитической практике мы столкнулись бы с такой неудовлетворительной речью, то мы должны предположить, что за данной некачественной аргументацией скрыты какие-то иные бессознательные мотивы автора.

И в принципе мотивы выбора В.Мазиным в качестве мишени для критики работы В.Руднева вполне прозрачны. Понятно, что так задевает Мазина. Дело не в самих идейных разногласиях. При желании можно найти точки пересечения двух позиций, акцентировать внимание на общих знаменателях. Дело в другом. В.Руднев в своих работах в том числе заходит на психоаналитическую территорию на которой обитает Мазин. Причем в отличие от Мазина Руднев не считает психоанализ «вещью в себе» и наглядно демонстрирует возможности его междисциплинарного взаимодействия в общей системе научных знаний. Т.е. он подрывает весь базис на котором основывает свой «неконгруэнтный психоанализ» Мазин. Причем, книги и статьи Руднева написаны живым языком, интересны и популярны. По всей видимости, для В.Мазина достаточно соблазнительно доказать, что книга «Характеры и расстройства личности» не серьезна (роман, имитация) и основана на устаревшей парадигме (позитивизме 19 века). А для лучшего доказательства желаемой оценки книги можно допускать грубые ошибки аргументации.

Конечно понятно, что тезис Мазина о «неконгруэнтности двух дисциплин» - психоанализа и психиатрии нельзя назвать просто ошибкой автора, потому что это принципиальная теоретическая позиция и святое убеждение лакановского психоаналитика. Здесь сложно спорить, т.к. в свою очередь мои претензии могут быть расценены как выход за рамки дискурсов (либо психоаналитического, либо психиатрического), которые, по всей видимости, в понимании Мазина разделены абсолютно непроницаемой мембраной. Исторические факты использования психоанализа психиатрами, значительного влияния психоанализа в американской психиатрии и наоборот – влияния психиатрии на психоанализ, в расчет лаканистом не будут браться, т.к. на все случаи фактической конгруэнтности психоанализа с психиатрией и с психологией, будет вынесен вердикт: «это не психоанализ». Думается, что такое позиционирование психоанализа немало бы удивило самого Фрейда, который не рассматривал свою науку как частный случай, но считал, что вскрытые им законы функционирования психики являются фундаментальными для психологии. В 1926 году в работе «К вопросу о дилетантском анализе» Фрейд высказывался вполне однозначно о том, что такое психоанализ:

цитата:

Психоанализ – это часть психологии, причем не медицинская психология в старом значении или психология болезненных процессов, а просто психология, разумеется, не психология целиком, а её основание, возможно, её фундамент.

Нужно понимать, что Мазин – представитель не всего психоанализа, а определенной школы в психоанализе. Критика книги Руднева с позиций лакановского психоаналитика никем не возбраняется и сама по себе она любопытна, но если Мазин начинает свою рецензию отталкиваясь от тезисов «психоанализ это не психология», «в психоанализе междисциплинарный диалог исключен в принципе», то данную критику все-таки нужно начать с обоснования этих тезисов, т.к. они не является общепринятыми в современном психоанализе.

К указаниям В.Мазина на «междискурсивное расщепление», «неконгруэнтные дисциплины» мы вправе поставить вопросы: В чьей же голове возникает междискурсивное расщепление – в голове Руднева или в голове Мазина? Т.е. чьи это проблемы? Почему Мазин, считающий психоанализ неконгруэнтным с другими дисциплинами, обращается к работе, автор которой никогда так не считал и поэтому никому не обещал играть «по правилам» Мазина?

Думаю эти вопросы к рецензии Мазина вполне справедливы. Не только у В.Руднева, но и у самого З.Фрейда понимание места и статуса психоанлиза отлично от представлений В.Мазина...

А теперь немного подробнее рассмотрим те критические аргументы, которые использует Мазин по отношению к книге «Характеры и расстройства личности». Он разделяет их на главы «Характер», «Реальность», «Позитивистский роман», «Между языками», «Сознание».

<продолжение следует>

 Отправлено: 07.02.09 23:05. Заголовок: Характер

Характер

Мазин упрекает Руднева в однозначных формулировках. По мнению Мазина они не уместны для современности, а современность Мазин понимает как «победу над Линнеем». Но Руднев, по-видимому, не в курсе этих глобальных перемен и понятию «характер» он дает четкое определение: «это совокупность психологических реакций сознания на реальность, и при этом в одном определенном характере преобладает ядерная, доминантная реакция на реальность».

Далее цитаты из рецензии Мазина и мои комментарии к ним.

цитата:

Зная характер, мы можем прогнозировать, как поступит “истерик” или “анакаст”. Итак, нужно различать характеры. Однако если в XIX веке можно было говорить о возможности построения жесткой таксономической решетки, то о чем сегодня свидетельствует постоянная перестройка этой решетки от одного выпуска “библии психиатра”, DSM, к другому? О том, что психиатры все ближе и ближе к “реальности”? Или о том, что между “Линнеем” и “реальностью” никогда не будет консенсуса?

Довольно странный аргумент, т.к. придерживаться косности научного знания никто никогда не обещал. Классификации будут пересмотрены еще не раз. При этом, например, работы Ганнушкина, Леонгарда, Личко, не смотря на новые «таксономические решетки» DSM и МКБ, для психиатрии отнюдь не теряют своей актуальности. Кроме того, новая классификация строится на преемственности, а не на оппозиции к старой классификации. (В «Руководстве по психиатрии» под ред. А.С.Тиганова, 1999г. читаем, что «в эпидемиологических исследованиях такие систематики позволяют редиагностироватъ соответствующие выборки случаев по систематике МКБ-10 на основании первоначальной диагностической оценки по МКБ-9 или МКБ-8 (и наоборот), а также проводить стандартизированные по диагностике транскультуральные исследования».)

цитата:

Во-первых, в рамках самой психиатрии известен такой феномен, как патоморфоз, — размывание нозологических таксонов. Более того, когда речь идет о том, что диагноз “истерия” практически исчез, то это связано с тем, что а) истерия как категория не соответствует сегодняшней симптоматике, б) истерия — слишком размытое понятие, и различные составлявшие ее симптомы оказались в других нозологических единицах? С учетом и одного, и другого, как понимать фразу “истерическая установка важна едва ли не для подавляющего числа российских граждан” (с. 118—119)? Значит, едва ли не подавляющее число российских граждан приписано основному таксону конца XIX века? Когда же они попали в этот таксон? Когда освободятся? Освободятся ли? Будут переведены в другой таксон? А может быть, что-то существует за пределами нозологических камер? Оказывается, — да! У подавляющего числа российских граждан есть надежда на свободу: “даже самый большой истерический припадок проходит, особенно если не обращать на него особого внимания… и наступает нормальная жизнь” (с. 119). Средство достижения оказывается достаточно простым: неважно, истерик ты или ананкаст. Главное — “не обращать особого внимания”, и тогда все придет к норме. Жаль, но в книге нет определения “нормальной жизни”.

Опять имеет место передергивание. Зачем же вводить в заблуждение читателя? Достаточно открыть МКБ-10 и увидеть, что истерия никуда не исчезла, изменилось лишь её официальное название: «диссоциативное (конверсионные) расстройство», «диссоциальное расстройство личности». В DSM истерия фигурирует под названиями «диссоциативного расстройства» и «гистрионическое расстройство». Также как не исчезла «психопатия» с появлением рекомендуемого диагноза «расстройство личности». Также как не исчезла болезнь ««падучая» с появлением слова «эпилепсия».

Патоморфоз не означает «размывание нозологических таксонов». Мазин здесь путает критерии «нозоса» и «симптома». На самом деле, в психиатрии патоморфоз означает «изменение клинических и морфологических проявлений болезни по сравнению с классическими их описаниями под влиянием различных факторов внешней сред, биологических и социаольных» (В.Блейхер, И.Крук Толковый словарь психиатрических терминов). Патоморфоз отнюдь не приравнивается к размыванию нозологии или исчезновению нозологической единицы. Изменяются отдельные симптомы, но не изменяется ядро психического расстройства, по которому можно его распознать. Например, в этом исследовании патоморфоза истерического расстройства личности автор в итоге делает вывод, что «особенности современной клиники истерического расстройства личности… не теряют четкой взаимосвязи психопатологической симптоматики и основного стержня личностного расстройства… Произошел интранозоморфоз истерического расстройства личности, т.е. изменение клинической картины определенного психического расстройства в пределах свойственных ему синдромов, соотношения симптомокомплексов, соотношения между формами течения внутри одной нозологии.

Что касается фразы Руднева, что “истерическая установка важна едва ли не для подавляющего числа российских граждан”, то можно признать, что широкие экстраполяции всегда сомнительны и уязвимы, и здесь в критических замечаниях Мазина наверное есть резон. Хотя стоит заметить, что Руднев в данном случае писал не о том, что подавляющее число граждан больны истерией, а о том, что в определенных культурных условиях «истерическая установка» может находить благоприятную точку приложения для выхода. Кроме того, в такой широкой психопатологической экстраполяции В.Руднев неоднократно ссылается на лакановского психоаналитика Ренату Салецл - казалось бы именно на это стоило бы обратить внимание В.Мазину и компетентно растолковать что к чему в лакановском дискурсе, но рецензент акцентирует внимание совсем на другом…

цитата:

Впрочем, несмотря на то что текст всей книги основан на психиатрической нозологии, Руднев мимоходом упоминает и противоположную идею: “в реальной жизни чистых характеров практически не существует” (с. 24). В реальной жизни картина иная. И не только в реальной жизни. Трансгрессия нозологии происходит при сопоставлении различных мест книги: на с. 123 читаем: “Проекция — эпилептоидный механизм защиты”, а на с. 183: “Главный механизм защиты параноика это проекция”. Получается, главный механизм защиты параноика — эпилептоидный. Или: на с. 24 читаем “вытеснение… для обсессивных не характерно”, а на с. 34 говорится, что при обссесиях “человек” совершает свои ритуалы, “чтобы понизить тревогу, причиной которой является вытесненное”.

Снова неточность. Идея существования смешанных типов не является чуждой и противоположной психиатрической нозологии. Смешанные типы присутствует в диагностической практике психиатрии сплошь и рядом. Можно в обилии встретить такие формулировки как «шизоидно-сенситивный», «эпилептоидно-истероидный», «шизоидно-психастенический» и пр. В психиатрии существуют понятия «промежуточных типов», «амальгамных типов». При этом никто из психиатров не считает, что тем самым основание психиатрии разрушается.

Касательно вырванных Мазиным из контекста упоминаний Рудневым типов защит для определенных характеров, необходимо сказать следующее. Нужно внимательнее перечитать первую главу книги, где Руднев в предложенной им таблице-матрице характеров и защит, хотя и указывает доминирующий тип защитного механизма, но также отмечает и возможность присутствия других факультативных защит. Именно на упомянутой с.24 В.Руднев пишет: «Разумеется, механизмы защиты не прикреплены намертво к определенной конституции хотя бы потому, что в реальной жизни чистых характеров практически не существует — у шизоида почти всегда есть нечто обсессивно-компульсивное; циклоида, в особенности гипертимического, легко спутать с истериком; ананкаст во многом пересекается с психастеником и так далее». Кроме того, в первой главе оговаривается не помещенный Рудневым в шестерку характеров (циклоид, эпилептоид, истерик, психастеник, ананкаст, шизоид) параноидный тип. Руднев ссылается на различные варианты классификаций по одной из которых [Е.М.Бурно] параноики считаются подгруппой эпилептоидного характера.

цитата:

Во-вторых, само понятие “характер” принадлежит психологическому дискурсу, для психоаналитического же оно рудиментарно, вопреки упоминаемой “психоаналитической характерологии” (с. 21). Об отсутствии такого рода характерологии свидетельствует как то, что в предметных указателях психоаналитических книг такого понятия нет, так и то, что нет такого понятия и в словарях и энциклопедиях, ориентирующихся на Фрейда и Лакана. Когда все же “характер” упоминается в психоаналитическом дискурсе, то либо подчеркивается характер защит (истерическая, фобийная, шизоидная и т. д.), либо речь идет о фиксациях на отдельных стадиях психосексуального развития (например, в заметке Фрейда “О либидных типах”, 1931). В “Трех очерках по теории сексуальности” (1905) Фрейд берет слово “характер” в кавычки и подчеркивает: “то, что мы называем „характером“ человека, создано в значительной степени из материала сексуальных возбуждений и составляется из фиксированных с детства влечений, из приобретенных благодаря сублимации и из таких конструкций, которые имеют своим назначением энергичное подавление извращенных, признанных недопустимыми душевных движений”. Речь, скорее, идет о симптомообразовании, а симптомы, как известно, могут появляться и исчезать, а отнюдь не о “характере” как том, что описывает “личность”.

По-поводу превратного понимания Мазиным значения «характера» в психологии и психиатрии я написал выше. Не углубляясь в полемику, что же понимается под «характером» в психоанализе, коснемся формального аргумента Мазина об отсутствии в предметных указателях психоаналитических книг понятия «характер». Вполне допускаю, что мы с Виктором Ароновичем можем читать разную психоаналитическую литературу, но тем не менее. Беру с полки 1 том «Энциклопедии глубинной психологии. –Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие». Пер. с нем. М., 1998, открываю предметный указатель и нахожу: «характер и анальная эротика», «характера изменение», «характера маска», «характера невроз», «характера панцирь», «характера развитие», «характера структура», «характерология»(!)…

цитата:

В-третьих, нозология, структурирующая текст книги, может основываться только на каком-то атомарном, неделимом понятии, типа “личность” (вынесенная, как и “характер”, в заглавие книги). Приходится придерживаться допсихоаналитического режима недифференцированной психики субъекта. Текст базируется на тех же предпосылках, на которых строился классический субъект — на его тождестве самому себе. В таком контексте позитивистской науки XIX века фраза “мы делаем попытку посмотреть на эпилептоидную личность как на нечто экзистенциально целостное” (с. 122), конечно же, звучит вполне легитимно.

Это уже совсем из области фантазий рецензента. Это в какой же психологии (до- или постаналитической) «личность» и «характер» - атомарные, неделимые понятия? Допсихоаналитический Гиппократ выделивший всего 4 типа темперамента человека и тот не удовлетворялся феноменологией, но в основу темпераментообразующих факторов положил различное смешение биологических жидкостей. Присутствующий же в некоторых психологических школах пункт о целостности личности отнюдь не означает, что личность недифференцирована и внутри неё не существует элементов и подструктур, которые собственно и поддерживают эту целостность.

 Отправлено: 08.02.09 13:27. Заголовок: Реальность Мазин об..

Реальность

Мазин обращает внимание на категорию реальности как на один из основополагающих пунктов референций в книге, через который Руднев определяет все ключевые понятия (характер, механизмы защиты, модальность). В связи с этим у Мазина возникают определенные вопросы по согласованности определений. Не будем в этом месте возражать лакановскому психоаналитику т.к. о понятие «реальность» сломано уже немало философских копий и будет сломано еще достаточно. Мазин прав в одном, что четкие дефиниции Руднева делают тем самым доступными их для критики. Там где вместо четкости имеются уклончивость, многозначность и расплывчатость определений критика бесполезна. Думаю, что именно ясный язык автора, четкие определения того, что он имеет в виду – это одни из факторов, которые делают привлекательными тексты Руднева для многих читателей.

Затрону только одно замечание Мазина по поводу рудневской реальности.

цитата:

Вопрос о реальности возникает в книге в связи с реализмом как мимесисом реальности. Более того, утверждается, что мимесис этот носит депрессивный характер: “Реализм изображал мир тусклым и неинтересным, таким, каким видит его человек, находящийся в депрессии” (с. 167). Реальность реализма, значит, не реальность, а то, какой ее видит депрессивный “характер”, персонаж. То, как выглядит реальность, зависит от процесса ее семиотизации. Причем именно депрессивный взгляд с минимальной семиотизацией приближает к реальности: “проблема реализма в искусстве тесно связана с проблемой депрессивного взгляда на мир. Основным пафосом и сутью художественного реализма <…> было изображение реальности такой, какова она есть, без обычных условностей искусства, то есть наименее семиотизированно” (с. 167). Однако здесь мы вновь сталкиваемся по меньшей мере с двумя проблемами: во-первых, с верой в то, что реализм отражает реальность такой, “какова она есть”, т. е. с верой в подобие, в реализм мимесиса. Во-вторых, получается, что “Охотники на привале” Перова менее семиотизированы, чем “Белое на белом” Малевича, а фотография — вообще нулевая степень семиозиса. Предпосылка же для этой идеи состоит в том, что существует несемиотизированная реальность. Идея человека перед несемиотизированной реальностью, впрочем, вполне соответствует взгляду, предшествующему революции Сезанна. “Реальность” “есть”, и “есть” ее копия, “реализм”.

Касательно отмеченной Мазиным первой проблемы, думаю, что неверно усматривать в позиции Руднева «веру». Руднев посвятил специальные исследования вопросу реальности («Морфология реальности», «Поэтика деперсонализации» и др.) и если возражать его философской позиции, то необходимо детально рассматривать аргументацию автора. Эта аргументация у Руднева имеется (в отличие от веры, которая не требует аргументов).

 Отправлено: 08.02.09 15:05. Заголовок: Позитивистский роман

Позитивистский роман

В этой главе Мазин подводит читателя к мысли, что текст Руднева "может быть переведен в разряд литературного вымысла", романа.

цитата:

Почему роман? Во-первых, в силу того, что “в реальной жизни” нет ни чистых характеров, ни чистых дискурсов, ни чистых модальностей, ни чистых механизмов защит. Во-вторых, поскольку все гипотезы, теории, положения находят подтверждения в литературных примерах. Научная истина обнаруживается в текстах Пушкина и Гоголя, Некрасова и Сорокина. Академический дискурс истины утверждается истиной литературного вымысла.

Во-первых, исходя из абсолютизированного тезиса, что нет чистых характеров, следует записать всю психологическую и психиатрическую литературу, посвященную дифференциации типов (в т.ч. психоаналитическую), в художественные произведения. Руднев, как и многие другие исследователи человеческой типологии, вполне отдает отчет о существовании смешанных типов, но прежде чем смешивать необходимо видеть что и с чем… То что в природе можно найти разные оттенки зеленого цвета не означает то, что зеленого цвета не существует «как такового». И даже при понимании субъективно существующего в речи слова «зеленый» это не означает, что оно существует само по себе вне соотнесенности с физикой света и физиологией зрительного анализатора. Та же ситуация и с типами характеров.

Во-вторых заключение о утверждении дискурса истины истинной литературного вымысла простительно Мазину как философу, но слышать подобную мысль от психоаналитика Мазина, мягко говоря, странно. В психоанализе вымысел пациента не может быть просто вымыслом как подлогом правды. т.к. за вымыслом скрывается правда причин, мотивов говорящего или в научной терминологии «истина». Именно эту истину пытается исследовать Руднев, который анализирует не сам по себе литературный продукт, а автора по произведенному им продукту (в т.ч. с затрагиванием биографических аспектов авторов произведений; в т.ч. с отсылкой читателя к научным работам по дифференциальной психологии). Оригинальность работы Руднева как раз и состоит в том, что классификации построенные на клиническом материале апробируются в патографическом исследовании… Упрек Мазина вдвойне любопытен т.к. ниже он как раз упоминает о деконструкции Фрейдом оппозиции истина/ложь.

цитата:

Впрочем, понятно, что такое соотношение истина/вымысел = наука/литература отсылает нас опять же к временам научного позитивизма. Не удивительно, что оппозиция истина/ложь возникает применительно к “характерам”. Фраза: “Как известно, истерик любит врать” (с. 16): легитимна с точки зрения позитивизма. Дело даже не в том, что, “как известно”, психоаналитическая диспозиция возникает тогда, когда Фрейд деконструирует оппозицию истина/ложь и фраза “истерик любит врать” остается по ту сторону психоаналитического дискурса, а в том, что она может вообще рассматриваться исключительно с позиций классического субъекта, целостной “личности” с “характером”. То же самое относится и к словам: “Ананкаст, как правило, честен и предсказуем” (с. 16). Удивительно то, что Руднев при этом ссылается, например, на Фрейда, Лакана, Жижека, Салецл. Как же тогда понимать всевозможное избегание “ананкастом” собственного желания? О какой честности (или лжи) здесь может идти речь? Что делать читателю: верить написанному или ссылкам на психоаналитиков?

У меня как у читателя Руднева и по роду специальности интересующегося подобной литературой, острого когнитивного диссонанса в понимании высказываний автора не возникает. Почему ананкаст не может быть честен и предсказуем в том числе и в избегании собственного желания? Почему у истерика оставаясь на психоаналитических позициях (которые отнюдь не деконструируют оппозицию бессознательное/сознание) мы не можем различить бессознательные конфабуляции и сознательную ложь?

 Отправлено: 08.02.09 17:06. Заголовок: Между языками

Между языками

В этой главе Мазин вновь журит Руднева за то, что тот сумел в своей книге примирить «непримиримые типы дискурсов».

цитата:

И на сей раз можно предположить, что эта разнородная референциальная сеть возникает не столько из желания Руднева синтезировать различные теории в некий тотальный метадискурс, сколько в силу постмодернистской симуляции сциентизма. Сциентистский дискурс утверждается рядом других позиций. Он утверждается позитивистским прогрессизмом в науке. Например, в словах: “Так считал Фрейд. Дальнейшее развитие психоаналитической теории и практики показало, что он был неправ… Это показал Кохут” (с. 148). Согласно такой позиции, наука развивается линейно и постоянно улучшается. Например, знания о меланхолии становятся все более и более достоверными: от Фрейда — к Абрахаму, от него — к Кляйн, от нее — к Когуту (с. 151). Таким образом, получается, что мы имеем дело не с множеством языковых игр со своими правилами и своими истинами, а с постоянной эволюцией какого-то одного дискурса, например дискурса о меланхолии. Именно линейное восприятие времени и прогресса позволяют говорить о “начале”, о “первом”. Например, “Первым <…> текстом о депрессии была статья Фрейда „Печаль и меланхолия“, опубликованная в 1917 году” (с. 148). Однако, “как известно”, до “первого текста” была статья Абрахама о меланхолии (1911). Впрочем, “как известно”, Фрейд отправил Флиссу трактат “Меланхолия” в 1894 году… Сциентизм утверждается и в латинизированной терминологии. Например, говорится об обсессивно-компульсивном неврозе, об ананкастах, но не о неврозе навязчивых состояний, об эго, но не об инстанции я. Сциентизм утверждается сведением психических процессов к материальному носителю. Об этом свидетельствует ссылка на Вяч.Вс.Иванова, который пишет о росте “рационального начала” в связи с “увеличением роста левого полушария и операций, им совершаемых” (с. 69). Он утверждается структуралистскими бинарными оппозициями, которые, впрочем, как и положено в рассказе, расшатываются. Например, противоположным депрессии состоянием оказывается не мания, а паранойя (с. 183). Утверждается сциентизм и сведением психоаналитической множественной детерминированности к классической однозначной причинно-следственной связи. Причем порой в глобальном контексте: “Да, действительно, запреты ХХ век отменил, но зато он навел страх и ужас, в нем было две мировые войны, полная смена культурных парадигм, тоталитаризм, геноцид и терроризм. Поэтому в ХХ веке главными болезнями стали не истерия и обсессия, а депрессия и шизофрения” (с. 150). Наконец, утверждается сциентизм посредством своего основного столпа — “сознания”.

«Постмодернистская симуляция сциентизма» – достаточно серьезная оценка рецензента. Но соответствует ли она положению дел, должен ответить сам В.Руднев т.к. симуляция – действие сознательное, преднамеренное и притворное. Если автор не считает свой труд сциентически-ориентированным, а лишь сознательно имитирует сциентизм, понимая всю призрачность своих утверждений и выкладок, то мы вправе назвать это «симуляцией». Такая симуляция будет успешной, чем ближе к симулируемому объекту она находится. Соответственно оценивать такую книгу как успешную мы будем по этому критерию. Но если цели сознательной имитации сциентизма Руднев не ставил, то это не симуляция, а что-то другое. И уже в этом другом мы должны рассматривать текст на соответствие имеющихся в нем решений поставленной автором исследовательской задачи.

Кстати, уличенное Мазиным у Руднева расшатывание позиций не является таковым т.к. мания как противоположность депрессии выступает только на уровне феноменологии, в то время как в биполярном расстройстве это лишь полюсы одного и того же состояния. Руднев как раз не придерживается описательного уровня, а анализирует глубинную сторону проблемы (в данном случае противоположность защитных механизмов).

То же относится и к другому отмеченному Мазиным «противоречию»: Руднев делает вывод о том, что эпилептоидный характер не позволяет делать открытия и строить новые теории, в то время как по мнению Мазина традиционно к эпилептоидам относят Достоевского и Пророка Магомета. «Либо их неправильно диагностировали, либо их теории — не теории», - пишет Мазин. Здесь Мазин вновь допускает ошибку: Магомет и Достоевский страдали эпилепсией, но наличие эпилепсии не означает автоматического наличия эпилептоидного характера. Конституциональные особенности человека страдающего эпилепсией могут быть какими угодно -шизоидными, истероидными, психастеническими (хотя характер течения эпилепсии может вносить свои коррективы в имеющиеся личностные особенности). Так что, по крайней мере, по этому пункту рудневская постановка проблемы вполне правомочна. Сам В.Руднев, например, не оценивает Достоевского как эпилептоида, но считает его сложной мозаичной личностью.

 Отправлено: 08.02.09 17:33. Заголовок: Сознание В каком см..

Сознание

цитата:

В каком смысле говорится о сознании — психоаналитическом, феноменологическом, обыденном?.. Как понимать фразы: “при обсессивной изоляции нечто в сознании „берется“ и изолируется от других элементов сознания… При шизоидном отрицании нечто в сознании „берется“ и наличие его отрицается… При психостенической интроекции нечто „берется“ из места, находящегося вне сознания… При эпилептоидной проекции нечто „берется“ из некоего места внутри сознания и переносится в некое место вне сознания” (с. 23). Как понимать это разграничение “в сознании”/“вне сознания”? Сознание — психика? Тогда что означают слова “вне сознания”? В другом месте речь идет о сознании, которое в скобках поясняется термином “эго”: “сознание (Эго)” (с. 20). Однако если подразумевается “эго” как перевод фрейдовского “я”, то “эго” никак не объясняет “сознание”, поскольку Фрейд ввел инстанцию я как раз потому, что ему нужно было подчеркнуть бессознательный характер сопротивления. В каком дискурсивном режиме понимать фразу “для того, чтобы воспринимать культуру как нечто ценное, необходимо, чтобы семиотический смысловой канал в сознании был актуализирован” (с. 165). Означает ли это, что этот канал возможен только в сознании, или под сознанием опять понимается что-то вроде психики “вообще”? Ведь “собственно” сознание как раз и предполагает всегда уже актуализированность? Впрочем, “сознание” может быть внешним в отношении “личности”: “Сознание, с которым идентифицирует себя использующая этот тип защиты личность” (с. 27).

Сомневаюсь, что между психоаналитическим и феноменологическим (и даже обыденным) пониманием сознания лежит непроходимая пропасть. Фрейд посвятил немало строк противопоставлению психоаналитической позиции понимания роли сознания в человеческой жизни таковой позиции в философии и традиционной психологии. Но Фрейд говорил не о «психоаналитическом сознании» и не о «психоаналитическом смысле», а о сознании как реальном феномене психики, который в качестве объекта научного изучения один на всех, что для психоанализа, что для психологии, что для философии.

Поскольку В.Руднев не приводит определение сознания, то как таковое для книги оно не является ключевым. Конкретный смысл его мы можем улавливать из контекста и смысл этот не обязательно должен сводится к общему знаменателю. Возможно, Мазин прав, что отдельные заключения Руднева, в которых фигурирует понятие «сознание», не лишены внутренних противоречий и автору текста следует адресовать вопросы по дополнительному уточнению используемых им понятий. И уже по полученным ответам можно далее судить книгу.

 Отправлено: 08.02.09 19:27. Заголовок: Окончание

Так анализируя книгу В.Руднева В.Мазин в итоге приходит к выводу о том, что красной нитью в ней проходит стремление к тотализации, «позитивистское стремление вернуть все под контроль “сознания” “личности” с “характером”». Пускай такое заключение останется на совести рецензента. Насколько оно справедливо пускай скажут другие.

Не думаю, что эта узкая тема форума будет многим любопытна и интересно мое скромное частное мнение на небольшую рецензию Мазина. Но если уж кому доведется наткнутся на рецензию Мазина прежде прочтения работы Руднева, то хочу сказать, что адекватное представление о книге Руднева через такую рецензию не составить. Лучше почитать первоисточник и сделать свои выводы.

Критическую рецензию Мазина оцениваю как неудовлетворительную и рекомендую читать «Характеры…» В.Руднева и не только. Отнюдь не хочу утверждать тем самым научную безупречность работ Руднева. Я встречал критику текстов Руднева более интересную и компетентную. Но в данном случае, «подражая языку Мазина» скажем, что перед нами рецензия некогруэнтная рецензируемой работе, между рецензией и книгой отмечается не только междискурсивное расщепление, но и сам рецензионный дискурс несостоятелен по использрванной в нем аргументации.