Отправлено: 04.11.07 18:26. Заголовок: Кафка + Руднев + тифоанализ или 10-ая интерпретация

цитата:

Франц Кафка "Прочь отсюда!" Я велел своему слуге привести из конюшни мою лошадь, но он не понял меня. Тогда я сам пошел, запряг коня и поехал. Впереди тревожно звучали трубы. У ворот он спросил меня: Куда вы едете? — Не знаю сам, — ответил я, — но только прочь отсюда! но только прочь отсюда! только бы прочь отсюда! Лишь так достигну я своей цели. — Вы знаете свою цель? — спросил он. Да! — ответил я. — Прочь отсюда! Вот моя цель.

Вадим Руднев опубликовал в журнале Логос №5 – 2002. статью « «Прочь отсюда!». Франц Кафка. «Отъезд»: Девять интерпретаций». В этой статье В.Руднев предлагает 9 остроумных (местами пародийных) интерпретаций новеллы Кафки от лица Д.Остина, К.Г.Юнга, З.Фрейда, Л.Витгенштейна, Л.Бинсвангера, В.Шкловского, Ж.Лакана, М.Бахтина.

Добавим к данным девяти интерпретациям десятую - тифоаналитическую

Но прежде следует заметить, что в 5 из 9 интерпретаций присутствует тема смерти. Это уже само по себе любопытно. «Авторы» с различных позиций в той или иной степени усматривают наличие смертных аспектов новеллы Кафки. Из этих пяти интерпретаций, трактовки «Фрейда», «Юнга», «Лакана», естественно, связаны генетическим родством.

Обращаясь к уже сказанному Рудневым и дополняя их своими ассоциациями, попробую нарисовать тифоаналитическую картину микроновеллы Кафки «Прочь отсюда!»

 Отправлено: 04.11.07 18:30. Заголовок: Кафка + Рудев + тифоанализ или 10-ая интерпретация

Для начала попробуем отнестись к новелле как проекции Кафкой своих интрапсихических взаимоотношений внутри аппарата Ид-Эго-Суперэго. Такой угол зрения оправдан хотя бы по причине повествования текста от первого лица. В новелле присутствует «Я». Это «Я»- хозяин, центральная фигура. И это «Я» высказывает намерение уехать, но испытывает определенные препятствия в виде непонимания слуги. Эмоциональным фоном события является тревога.

Таким образом, можно видеть конфликтный оттенок взаимодействия слуги и хозяина. Хозяин («Я») сам запрягает лошадь. Слуга не помогает ему, но и активно не препятствует .
Здесь сразу вспоминается известное сравнение З.Фрейда Эго и Ид с всадником и лошадью, с подчеркиванием того, что Эго лишено собственных сил, но заимствует их у Ид.

цитата:

Функциональная важность «Я» выражается в том, что в нормальных случаях оно владеет подступами к подвижности. В своем отношении к «Оно» оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня; разница в том, что всадник пытается сделать это собственными силами, а «Я» — заимствованными. Если всадник не хочет расстаться с конем, то ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет; так и «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля. З.Фрейд «Я и Оно»

В новелле Кафки мы также наблюдаем хозяина/Эго, который не просто уходит из дому, но придает этому действию дополнительное усилие или фактически заимствует силы лошади. При этом направление движения самому всаднику неизвестно («Не знаю сам») – оно остается в бессознательном. Эго лишь доступно осознание невыносимости пребывания дома, желания убежать от этого неудовольствия («Только прочь отсюда!»). Эго называет это «целью» и таким образом концептуализирует непонятный для него иррациональный порыв, придавая ему внешность собственной эговской воли.

Оставим пока вопрос куда должна привести всадника-Эго молчаливая лошадь-Ид и обратим внимание на слугу. Кто он? Каковы его качества? Во-первых, он также как и хозяин не понимает направление бессознательного порыва. Во-вторых, он тем самым оказывает определенное сопротивление этому порыву. В-третьих, он проявляет тревогу за хозяина, спрашивая: «Куда вы едете? Вы знаете свою цель?». В-четвертых, он остается дома.

Для стройности схемы соблазнительно считать, что слуга олицетворяет собой Суперэго. Взаимоотношения слуга-хозяин строго регламентированы. Это отношение долженствования. Если смотреть на то, кто не меняет свою роль, так это слуга. Он остается слугой и продолжает играть по правилам, в то время как хозяин перестает им быть и выходит за рамки подчинения правилам.

Таким образом, в просьбе хозяина слуге привести лошадь из конюшни, Эго обращается к Суперэго в разрешении на отъезд, в снятии с себя ответственности за бессознательное влечение, с которым оно не в силах совладать. И когда Суперэго отказывает Эго, Эго отказывается от Суперэго.

Но все-таки, против однозначной интерпретации слуги как Суперэго свидетельствует пассивное его сопротивление. Слуга лишь «не понимает» хозяина. Для Суперэго это слабовато. Руднев-Юнг интерпретирует слугу как «тень». Трудно согласиться с такой точкой зрения, т.к. слуга вполне понятен и осознан. Он остается в той же роли, в тех же условиях, в тех же рамках, в то время, как хозяин отправляется в неизвестное. Скорее всего, мы должны интерпретировать слугу как социальную часть Я, как Персону. Поэтому эмоциональное «Прочь отсюда! Вот моя цель» адресовалось не столько слуге, сколько интроецированному в Суперэго отцу. Слуга же здесь больше выступает как приношение жертвы этому Суперэго – он не может последовать за хозяином, но вынужден остаться дома и вынужден оставаться тем, кем есть. Таким образом, более правдоподобна интерпретация Руднева-Фрейда:

цитата:

Главным невротическим мотивом, определившим несомненно всю дальнейшую жизнь Кафки, была его борьба с авторитарным отцом, который подавлял его и в детстве и когда он был уже взрослым. Кафка в знаменитом Письме к отцу признается, что в детстве так боялся его, что не сомневался в способности отца физически уничтожить его или, как он пишет, разорвать его на части. Страх перед отцом, имевший несомненную Эдиповскую окраску, был так велик, что Кафка, будучи два раза помолвленным, так и не смог жениться. Что в этом был повинен страх перед отцом, он сам признавался в дневнике. Что особенно важно для анализа нашего материала, Кафка никак не мог заставить себя уйти из отцовского дома и зажить отдельной жизнь, хотя на некоторое время ему это и удавалось. В.Руднев «Девять интерпретаций».

Теперь, разобравшись с персонажами, посмотрим, куда едет наш всадник?

Окончание следует

 Отправлено: 06.11.07 17:27. Заголовок: Куда едет всадник?

Куда едет всадник?

Слуга не понимает просьбу хозяина о необходимости запрячь лошадь, и подчеркивает это непонимание вопросом: «Куда вы едете?» Хозяин отвечает «Не знаю». Причина скрыта в бессознательном, но создается ощущение, что она настойчиво хочет прорваться и артикулироваться. Следующее замечание Руднева-Фрейда в точку:

цитата:

В этом смысле можно сказать, что, когда слуга отказался выполнять приказание героя привести лошадь из конюшни, сделав вид, что не понял его, он на самом деле отлично понял, что имеет в виду герой, и именно поэтому отказался исполнять приказание.

Руднев-Фрейд усматривает в этом понимании гетеро- и гомосексуальные побуждения героев. Тифоанализ предлагает другой ответ. Тем не менее, сам факт подспудного понимания направления движения всадника героями новеллы важен. Действительно, можно видеть, что хозяин и слуга как будто играют в незнание, а правила этой игры определяет все-таки их общее знание. Хозяин не повторяет свою просьбу т.к. знает, что слуга его в очередной раз не послушается. Слуга повторно спрашивает, т.к. знает, что ответ хозяина не правдив и хозяин скрывает цель отъезда. Плюс к этому хозяин раздраженно повторяет одну и ту же фразу (заменяя ответ на вопрос слуги «куда?», ответом на вопрос «откуда?»), как бы очень хорошо осязая, но отказываясь произнести вслух истинную цель своего отъезда - трижды повторенным отрицанием он отчаянно запирает в бессознательном содержание иррационального порыва.

В данной ситуации мы имеем право говорить о наличествующем процессе вытеснения, совершаемого Эго вкупе с Суперэго.

Такое поведение имеет место, когда вытесняемый материал травматичен. Может ли этот материал относиться к подавленному сексуальному влечению, как предлагает Руднев-Фрейд? Может. Но с точки зрения тифоанализа, мы должны предположить о более высоком таксоне драйвов – о влечении к смерти. Следующие намеки в новелле Кафки подтверждают это предположение.

Хозяин слышит впереди звучащие трубы, трубы звучат тревожно и он едет на этот тревожащий его звук. Тревога есть неопредмеченный страх, а страх в тифоанализе трактуется как механизм хронификации жизни прикрывающий собой желание свершения того, чего человек страшиться. Любой страх прикрывает внутреннее желание человека умереть и чем больше это желание, тем больше страх.

Еще одна эмоция, которая не названа в новелле, но фигурирует достаточно явно – это раздражение хозяина. Человек, испытывающий препятствия для осуществления своего желания, раздраженно повторяет «Но только прочь отсюда! Только бы прочь отсюда!». Здесь имеет место быть усиление механизмов агрессии и элиминации. Хозяин не просто отъезжает, но вырывается из условий вызывающих у него рост напряжения и неудовольствия. Он развивает определенную активность и эта активность направлена против его привычной жизни, она авитальна, она ускоряет приближение к смерти. Именно поэтому не слышит хозяина/Эго слуга/Суперэго/Персона. Именно поэтому движение вперед тревожно. Именно поэтому ни слуга ни хозяин не могут произнести вслух цель отъезда.

На мой взгляд, интуитивно достаточно явно схватывается смертельная тематика новеллы. Хозяин перестает быть хозяином для своего слуги и для своего имения, для того чтобы в итоге просто перестать быть. Краткость новеллы и фактическое молчание ее героев об истинной цели отъезда, основательно напоминают психоаналитические наблюдения Фрейда о символизации смерти в сновидениях, мифах и художественных произведениях через молчание и простоту персонажей (см. З.Фрейд «Мотив выбора ларца» ).

Всадник на коне полон решимости уехать и слышит впереди тревожно звучащие трубы. В хорошо знакомом в христианской культуре сюжете – Апокалипсисе, труба шестого Ангела знаменует кульминацию человеческих бед путем высвобождения четырех всадников смерти.

цитата:

13 Шестой Ангел вострубил, и я услышал один голос от четырех рогов золотого жертвенника, стоящего пред Богом, 14 говоривший шестому Ангелу, имевшему трубу: освободи четырех Ангелов, связанных при великой реке Евфрате. 15 И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей. 16 Число конного войска было две тьмы тем; и я слышал число его. 17 Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней -- как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера. 18 От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей; 19 ибо сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям, и имели головы, и ими они вредили. 20 Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить. 21 И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем. Откровение святого Иоанна Богослова

 Отправлено: 06.11.07 17:33. Заголовок: В заключение вернусь..

В заключение вернусь вновь к В.Рудневу. Отдельные его интерпретации хорошо дополняют общую тифоаналитическую картину. Оставлю в стороне свои критические (с тифоаналитической колокольни) поправки к цитатам и приведу их как можно более полно.

Руднев-Витгенштейн указывает на признаки экстремальности ситуации.

цитата:

“Не понял” здесь не выражение отсутствия собственно понимания, но скорее выражение удивления, ошеломленности. И ничего удивительного, что в таком экстремальном состоянии, когда этот человек принял столь необычное и, возможно, внезапное решение, он уже не удивляется непониманию слуги. Он выпал из обыденных форм жизни. Для него слуга уже не слуга. Он обращается к нему за помощью скорее по инерции той обыденной формы жизни, из которой он выпал. Он не может с ним обращаться, как обычно обращаются со слугами. Ругают их, поторапливают и т. д. — “Я пойду сейчас утоплюсь”.— “Не понял”. В этой ситуации глупо было бы спрашивать “А захватили вы свою купальную шапочку?”. Конечно, не понял. И в этой ситуации совершенно естественно махнуть рукой на это “непонимание”... Своим непониманием слуга дал понять, что он гораздо лучше, чем, возможно, следовало ожидать, понимает своего господина. Языковая игра перестраивается на ходу. Слушает уже больше не слуга, а говорит не господин. Они должны перестроиться. Но перед этим господин остается в одиночестве. Приняв такое экстремальное решение, он не может уже рассчитывать на помощь слуги. Человек, принявший необычное решение, не может рассчитывать на то, что близкие с полуслова поймут его и побегут исполнять его приказания. Поэтому он спокойно, с обреченностью одиночества идет сам запрягать свою лошадь.

Руднев-Юнг в фразе хозяина «Прочь отсюда!» обнаруживает параллели с интерпретацией Фрейдом случая игры мальчика, в которой он обнаружил тематику смерти («По ту сторону принципа удовольствия»).

цитата:

Поэтому когда герой говорит “Прочь отсюда!”, он тем самым намекает, что путь его лежит через смерть. Фрейд в одном из немногих своих трудов, в котором он не придерживает жестко своих сексуальных догматов, рассказывает историю о своем внуке, который играет катушкой, отбрасывая ее от себя и говоря “Прочь” (Fort!) и притягивая ее назад со словами “Здесь!” (Da!). Здесь с не оставившей под конец жизни великого ученого проницательностью Фрейд замечает, что речь идет об игре со смертью. “Прочь” — это прочь от жизни — когда все пропадает из виду. Da — это обратно от смерти к жизни. Нашему герою нескоро придется, если вообще придется, сказать себе Da, его путь слишком долог и мучителен, не каждому под силу преодолеть коварные регрессивные заслоны коллективного бессознательного и выйти из него чистым и готовым к новой жизни. Смерть не является целью. Она, как бумеранг, возвращается в другой жизни, в другом воплощении. Но пока герой только вышел из дому. Он полон решимости. Прочь отсюда, из ложного мира пустых идентификаций. В путь, каким бы долгим он ни был! Пожелаем ему мужества в его нелегкой дороге.

Рудев-Лакан усматривает в любом влечении сосуществование сексуальности и склонности к смерти.

цитата:

Вопрос, куда бежит герой в разбираемом нами тексте, непрост. Но я думаю, ответ таков: Он бежит от отца. Это как бы продолжение или фрагмент, расширение, известного рассказа того же автора “Приговор”, когда сын разговаривает с немощным отцом. Но отец только кажется немощным. На самом деле он, как никогда, преисполнен символической власти, он по-прежнему является Господином и спокойно отправляет сына на смерть. Вот и теперь сын бежит навстречу смерти. …Почему слуга и господин меняются местами? Потому что бывший господин теперь находится в руках куда более могущественного господина, абсолютного Господина, имя которому Смерть, и слуга является лишь отображением в Другом символического коррелята этой навязчивой охваченности смертью, одержимости смертью. И не только смертью, но и психозом как ирреальным проводником смерти. Разорванная цепочка означающих, которая явным образом имеет здесь место, невозможность коммуникации и набирающая силу за текстом метафора Отца — все свидетельствует о психозе… Человеческое бытие нельзя постичь вне безумия, но диалектика безумия как смерти символизации в Другом подразумевает, как на грех, что спятил герой, а психические разрушения происходят в слуге — аутизм демонстрирует и неадекватные вопросы задает не кто иной, как слуга. Потому что у Кафки Символическое всегда на службе у Реального. Вся эта чиновничья и судейская шатия это просто символические прислужники смерти как абсолютного Реального… При этом не следует упускать из виду важность автоматического повторения при психозе. Возможно, эта сцена, которая изображена в рассказе, повторяется изо дня в день… В этом, я убежден, состоит как раз важная особенность сексуального. Не думайте, что сексуальное — в изображении постельных сцен, а что жизнь это прекрасная богиня, явившаяся на свет, чтобы произвести в итоге прекраснейшую из всех форм, будто есть в жизни хоть малейшая способность к свершениям и прогрессу. Жизнь — это опухоль и плесень, и характерно для нее, о чем писали многие и до Фрейда, не что иное, как склонность к смерти.

Руднев-Фрейд обращает внимание на символическое значение мотива отъезда.

цитата:

Однако сам мотив отъезда также имеет символическое значение. Когда во сне видят отъезд, езду по железное дороге, путешествие, уход из дома, это означает умирание. Об умершем обычно говорят, что он уехал или что он путешествует. В нашем материале проявляется характерная для паранойяльного сознания амбивалентность по отношению к сексуальной жизни, которая мыслится одновременно в терминах вторичной кастрации (страх сексуальной жизни — страх кастрации) и в терминах влечения смерти. Несколько лет назад моя ученица Сабина Шпильрейн показала тесную связь между половым актом и смертью и — шире — между созиданием и разрушением, рождением и смертью. Говоря словами наших последних исследованиях, мы можем утверждать, что человеком движет не только Эрос, не только инстинкт удовольствия и продолжения рода, но и стремление к смерти как обратная сторона первого. Сновидение является галлюцинаторным исполнением желания, но человек не всегда знает, в чем состоит его истинное желание, поэтому в сновидении могут скрываться два пласта. В первом, более поверхностном, это желание благополучной сексуальной жизни и с этой целью бегства из-под авторитарной отцовской опеки; во втором, более глубинном пласте осознание невозможности этого благополучного исхода компенсируется стремлением к смерти как разрешению этого неразрешимого конфликта и как наказание за нарушение запретов, наложенных отцовским комплексом. Оба эти комплекса в нашем материале остаются неразрешенными.

И, наконец, в послесловии к статье В.Руднев говорит о том, что неудачи и неудовольствие преследовавшее Кафку в течении жизни парадоксальным образом обернулись мировым успехом и признанием после смерти писателя.

цитата:

Болезненный ипохондрик, шизофреник, неуверенный в себе чиновник, тихий еврей из Праги, вечно больной и недовольный жизнью, становится после смерти величайшим писателем XX века, кумиром культуры нашего столетия. Кажущаяся неуспешность во время жизни оборачивается гипер-успешностью после смерти… По свидетельству Макса Брода, роман «Замок» должен был кончиться тем, что Замок принимает К., когда тот находится на пороге смерти. Вот еще один пример неуспешности-гиперуспешности. Если уподобить Замок Царствию небесному, то финал является аллегорией отпущения грехов перед смертью, в преддверии ахронной жизни в семиотическом обратном времени Герой Кафки похож на героя стихотворения Пушкина “Странник”, когда человек явно сходит с ума, не знает, что ему делать, близкие его не понимают, и он уходит из дому. В пути он встречает, как это бывает в сказке, “чудесного дарителя”: Как раб, замысливший отчаянный побег, Иль путник до дождя спешащий на ночлег. Духовный труженик — влача свою веригу, Я встретил юношу, читающего книгу. Что читал юноша в книге, странник так и не узнал. Важен сам интимизирующий жест взгляда на другого, говорящий больше слов. Эта встреча символизировала начало позитивного пути в паломничестве героя. Юноша указывает на что-то вдалеке, “некий свет”, куда и устремляется путник. Указывается ли этот свет в рассказе Кафки. Являет ли его звук трубы, который он слышит?

Таким образом, с различных углов зрения мы можем видеть разные стороны новеллы Кафки «Прочь отсюда!», в которых настойчиво высвечивается тема смерти, тема движения героя к смерти. Эта частота выявляемого сюжета позволяет предположить, что нам, быть может, удалось что-то подглядеть краешком глаза в постоянно ускользающей истине.